Мария Пригожина

Синдром одноклеточности

 

«… поскольку организмы наши (и не только наши) состоят из многих-многих клеток, то и рак случается, и старения не избежать, и нет в природе бессмертия» (Е. В. Грунтенко. Что нам стоит многоклеточность)

 

 

- Ну вот, дамы и господа, у меня все. Не сомневаюсь: у вас возникло немало вопросов. С удовольствием их послушаю и постараюсь ответить на каждый.

Лектор, не скрывая искреннего ликования, оглядел притихший зал. Немногие пришли, только самые верные, для поддержки. Основная аудитория сидит дома. Прихлебывая коктейли из виртуальных бокалов, любители покритиковать наблюдают, что из всего этого получится.

- Петер, дорогой мой, простите, но как Вы объясняете слайд, иллюстрирующий…

Высокий пожилой мужчина, почти совсем старик, со старомодной бородой и в таких же древних очках, замешкался, роясь в записях. Внимание слушателей переключилось на диковинного чудака, словно заявившегося из далекого исторического прошлого. Послышались перешептывания: «Смотрите, он без чипа!» - «Надо же, из этих, из староверов: не может оторваться от любимого ноута…»

- Слайд, иллюстрирующий жизнеспособность урезанного генома, - чудной оппонент, наконец, отыскал нужную страницу. – Изложенные вами данные не укладываются в концепцию синдрома одноклеточности.

Зал разом выдохнул. Даже колеблющиеся «домовики» возмутились – со всех сторон посыпались язвительные хихиканья.

Петер подавил улыбку: радуются, канальи, в предчувствии неминуемой бури! Но нет, не дождетесь, нынче он добрый.

- Уважаемый коллега, - лектор развернул чип, чтобы усилить тембр голоса, - Не урезанного, а обновленного. Обновленного генома. Мы же с вами знаем, что предела человеческим возможностям не существует.

- Но вы проигнорировали взаимосвязи биологической экосистемы! Нарушение равновесия чревато…

Шум в зале усилился настолько, что слова оппонента утонули в сплошном гуле уже совсем откровенного смеха. Петер поднял правую руку, одновременно нажав левой на чип – для электронных зрителей:

- Господа, господа, прошу вас! Всеми нами почитаемый профессор имеет право на собственное мнение.

Однако раззадорившихся коллег, только что услышавших о грандиозном открытии, урезонить не удалось. Сидевшие на стульях, встали и громко аплодировали лектору, откровенно бойкотируя его потешного противника. Многие выкрикивали непонятное модное словечко «виватбомбино», самые активные размахивали голограммами с темой презентации: «Бессмертие - будущее человечества!» и забрасывали народного любимца кипами приветственных фейерверков. Все перекрывал визгливый треск миллионов микросхем – наблюдавшие за происходящим со стороны, не остались в долгу.

Старый ученый, тем не менее, спокойно завершил свою, никем более не слышимую речь, словно вокруг него и не бушевал ураган всеобщего презрения. Усевшись в кресло, он столь же хладнокровно уткнулся в монитор громоздкого ноутбука. Петер, нахмурившись, быстро прошел через тянувшийся к нему лес рук, игнорируя восторженные улыбки и заискивающие взгляды. Нет, ну не до такой же степени! Поставить на место средневекового монстра – конечно. Но не рвать же его на куски – все-таки цивилизованные люди.

Мужчины пожали друг другу руки и расположились рядом. Они еще долго о чем-то беседовали, иногда возбужденно, а порой, даже гневно. Слушатели, забытые и разочарованные, постепенно покидали лекторий. Вскоре помещение опустело, только неподалеку осталась сидеть молоденькая аспирантка в неприметном сенсорном халатике, внимательно слушавшая разговор коллег. Несмотря на скромный наряд и гладко зачесанные назад волосы, сразу бросалась в глаза ее необыкновенная красота.

Закончив беседу, Петер повернулся к девушке:

- Не спешишь? Пройдем в операторскую – завершим серию экспериментов.

 

Они стояли рядом - седовласый доктор наук и молодая цветущая аспирантка - и непринужденно переговаривались, обсуждая исключительно научные проблемы. Текущая дорожка одного из самых длинных переходов Академии беспрестанно сворачивала то вправо, то влево, быстро проскакивая широкие коридоры и притормаживая в узких лабораторных. На поворотах немного трясло, и Петер поддерживал девушку за локоть.

Встречавшиеся по пути студенты-первокурсники засматривались на Лолу. Некоторые даже оборачивались. На нее всегда оборачиваются поначалу. Потом привыкают, конечно. Научный руководитель красавицы-аспирантки за многие годы привык. Почти…

- Как-то нехорошо получилось с профессором, - Петер тяжко вздохнул. - Всю жизнь положил на… - он в нетерпении тряхнул головой, и чип тут же выдал искомое слово, - на алтарь науки. Люди ничего не помнят, ничего!

Лола согласно кивнула. Электроника, конечно, усиливала выражение чувств, но, в общем, Петер был искренен – не желал он публичного позора старого учителя. Так уж получилось… Девушка поспешила утешить своего спутника:

- Ты имеешь в виду его теорию перекачки? Она была модной в прошлом веке. Потом ее, кажется, разгромили. Честно говоря, я никогда не понимала, в чем там суть.

- Для того времени идея неплохая, но, увы, устарела. Устарела, исчерпав себя до предела.

Они вошли в операторскую, светлую и полупустую – все сотрудники и студенты уже разбежались по домам. Одинокий квантовый Мозг, установленный в центре комнаты, что-то вяло, в полусне, подсчитывал, лениво подмигивая разноцветными лампочками.

- Я всегда плохо разбиралась в биофизике. А как прочитала обзорную статью о перекачке, совсем соображать перестала. Это ж надо: вместо человеческого тела какая-то электронная конфигурация! Что-то вроде голограммы или уж не знаю, чего. Прямо голова профессора Доуэля в современном варианте!

- Не смейся! - Петер подсоединился к машине и спроецировал экспериментальное поле. – Старик - большой ученый. Когда-то и я был его учеником. Ты же знаешь: об истинном бессмертии никто и не помышлял в те годы. Да, не помышляли даже. Считалось, что старость – результат накопления поломок в геноме. Профессор первый выдвинул гениальную гипотезу о программе старения. Мы все, его восторженные сторонники, смотрели ему буквально в рот. Представляешь: на заре двадцать первого века говорить о таком!

- Программа старения… - стоя у книжной стенки, Лола рассеянно перебирала кнопки. – Помню, помню. Ты мне уже объяснял когда-то, будто у нас все как в машине. А я-то надеялась, что человек хоть чуточку умнее ящика.

- И не мечтай! Как говорится «найдите отличия»! – Петер похлопал засуетившийся Мозг по теплому боку и усмехнулся. – Шучу, конечно, но программа заложена не только в человеческом геноме. Она есть вообще у всех живых существ. Возьми хотя бы тех же осьминогов – самка умирает сразу же после откладывания яиц. Ну чем не запуск программы?

Девушка, казалось, не слушала, а лишь наматывала на чип. Ей это неинтересно. Вряд ли Лола когда-нибудь всерьез вспомнит о сегодняшнем разговоре, как и обо всех предыдущих. Но что-то она все-таки хочет узнать, – иначе, зачем бы ей в старинные книги залезать? Значит, беспокоится…

- Мы сразу же приступили к претворению идей профессора – продолжал Петер, одновременно запуская эксперимент, - пытались удалять гены, ответственные за старение, но, вот беда, они восстанавливались! Восстанавливались на тех же самых местах, словно назло всем достижениям величайших умов! И тогда учитель совершил свою главную ошибку. Да, главную… Ты что-то ищешь? Бумажные издания на верхней полке… Ну, так вот – можешь себе эдакое представить? - он отказался от возможности совершенствования генома!

- Странно… - Лола, наконец, выбрала книгу - старую потрепанную подшивку невероятных размеров.

- Да-да, он отрекся от собственного же детища и переключился на эрзац - создание так называемого дублета человека. Всем известная перекачка мыслей.

Девушка положила увесистый том возле противоположного входа в Мозг. Петер скосил чип и, с удивлением прочитал название древнего фолианта. Глупо! В этой дряхлой кипе бумаг ничего, кроме наивных иллюзий, не найдется.

- Да, время идет, мир развивается. Старое остается на обочине и с завистью наблюдает за семимильными шагами нового человечества. Вот и профессор наш… Взять хотя бы его последнее смехотворное утверждение: мол если заблаговременно не позаботиться о переходе в электронную конфигурацию, он не будет истинным. Якобы получится лишь копия человека. Заблаговременно! – понимаешь, что это означает?

- Ничего себе! Добровольный уход из жизни?

- Из тела, коллега, - Петер улыбнулся, - только из тела. Перекачать мысли, пока они еще, так сказать, свежи, и продолжить существование – жизнью я бы этого не назвал - в электронном виде. Тоже своего рода бессмертие.

- Превратиться в машину? Кому оно нужно, такое бессмертие!

 

Они уже вышли из здания Академии, вызвали перевозчика и не без труда залезли в его узкие двери. Казенный механизм заводился медленно, но старенький аэроплан поднялся в небо плавно, хоть и тоже недостаточно быстро.

- Зачем бессмертие мысли? Ну, вроде как для общения с потомками. Встречаться, беседовать, передавать им свой опыт. Неудобно поначалу, но привыкнуть, наверное, можно. Как к этому институтскому самолетику – плоховато, да летает! Нет, определенно, в данной концепции была доля истины. До моего скромного открытия, разумеется… Люди много веков мечтали о таком контакте. И вот, пожалуйста: даже не надо ходить на кладбище. Достаточно закачать ярлык в Мозг, в чип, или, на худой конец, в ноутбук и - общайся сколько угодно с любимым родителем.

Внизу замелькали прожекторы оранжереи. Поток свежего воздуха принес цветочные ароматы, и Лола с удовольствием вдохнула благоухающий букет – нет, ни на какое дурацкое общение не променяет она ни с чем не сравнимое ощущение жизни!

- Ноут – это же просто электронная книга. Разве через него можно куда-нибудь подключиться?

- Да ты вспомни: старые машины тоже чего-то умели. Конечно, они создавали лишь копию действительности, своеобразный объемный снимок. Если хочешь, тот же дублет. За десятки лет мы все так привыкли к слиянию киберпространства с реальностью, что ничего иного и не признаем. А ведь оно было и неплохо работало. Да, совсем неплохо для тех времен.

На земле уже побежали зеленые полоски лесопарка. Лола настроила чип и, почти не слыша собеседника, с увлечением расхваливавшего достоинства допотопных компьютеров, вглядывалась в тенистые аллеи. Она вспоминала. Где-то здесь очень давно шли, обнявшись, не разбирая дороги и не замечая никого и ничего вокруг, двое влюбленных… Давным-давно, а помнится так долго! Интересно, как все это воспринимает электронная конфигурация?

- - Картинки да тексты – какой же это дублет? Скорее отражение мира, заглянувшего в кривое зеркало! Твой бывший учитель просто не может отвыкнуть от клепания исковерканных копий. И из человека вздумал сделать то же самое! Мне только одно непонятно: синдром одноклеточности – он-то какое отношение имеет к твоему открытию?

- О! Это «конек» профессора!

- Я много раз слышала, как вы спорили, но не поняла сути. Наверное, так никогда и не пойму.

- Тут и понимать не стоит. Упрощенно: будто каждый человек сам по себе не один. Парадоксально, да? Будто каждого из нас много. Много биологических клеток, надо полагать, которых уважаемый профессор считает равноправными составляющими организма, - Петер заговорщически подмигнул своей спутнице. - Так можно договориться до абсурда!

- Не поняла юмора. Много кого?

Петер не ответил. Хмуро уставившись в одну точку, он молчал, словно и не слышал вопроса. В наступившей тишине раздавались лишь настойчивые потрескивания его микросхем, уловивших знакомые сигналы. Девушка развернула свой чип в том же направлении. Тогда и она увидела далекие позывные огоньки.

 

Сигналил лайнер Ричарда. Он стоял внизу и ждал Лолу. Тормоза негодующе взвизгнули, и старый, видавший виды аэроплан, с трудом подавляя конвульсии, тяжело опустился на сверкающее шоссе.

Девушка выбралась из машины и оглянулась. Слегка побледневший Петер все еще не отпускал судорожно сжатую рукоятку. Она помахала ему рукой на прощание.

Сколько лет он ее любит? И ни слова. Ждет… Знает, что не дождется, но ждет.

Ладно, вернемся к разговору завтра. При Ричарде Петер все равно ничего не скажет. И не из-за ревности. Просто считает его бездарным. А между тем вся молодежь теперь такая - закачают в чипы необходимый уровень знаний и искренне полагают, будто этого достаточно.

И ее возлюбленный не исключение, ведь он тоже очень молод. Лола старше. На много лет старше. Очень на много… Наверное, бедный юноша ужаснулся бы, узнав, на сколько. Но он не узнает. По крайней мере, до тех пор, пока изобретение Петера не станет общедоступным, но это не так скоро произойдет. Первые добровольцы должны пережить признанный предел человеческой жизни – сто шестьдесят лет. А там посмотрим…

Лола больше не оборачивалась. Ричард уже бежал ей навстречу - высокий, широкоплечий, в развевавшемся на ветру модном иссиня черном плаще, который выгодно оттенял его русые волосы. Такой возбуждающе красивый и бесшабашно влюбленный! И она забыла обо всем на свете.

Машина Петера резко рванула ввысь. Слишком резко, чтобы юноша этого не заметил.

- Он никогда не был женат?

- Никогда. Всю жизнь любит одну женщину.

- Скажи лучше - любил. Небось, она состарилась, так он и влюбился в другую! Я даже знаю, в кого… С престарелыми научными руководителями частенько такое случается.

Девушка обняла насупившегося возлюбленного:

- Не ревнуй. Мне нужен только ты.

Объятия Ричарда – с чем сравнить это ощущение? Лола вдруг вспомнила о чудной выдумке старого профессора. И что он там долдонит? Отказаться от тела! От двух тел… Никакое электронное взаимопонимание этого не заменит!

 

На следующий день Петер явился в академию раньше обычного – хотел поскорее представить Ученой Комиссии результаты экспериментов. Всемирный Научный Совет большинством голосов утвердил его разработки, и, хоть до широкого внедрения нового метода было еще далековато, от добровольцев уже поступали весьма интересные сведения.

За лабораторным столом сидела Лола. Она читала ту самую бумажную книгу, которую раздобыла вчера. «Синдром одноклеточности как регулятор вида» прочитал Петер название главы.

- Много же ты осилила!

- Как сказать… Читать на бумаге неудобно, да и язык сложный. Все-таки хочу понять… Не совсем же он дурак, этот твой бывший учитель!

- Да уж, такого про него точно не скажешь. Однако заблуждения, обросшие достоверными доказательствами, встречаются в науке не так уж и редко. Брось, не забивай голову.

Пришли еще двое сотрудников – молодые аспиранты. Едва поздоровавшись, они сразу же подключились к Мозгу. Лола, отложив абсолютно нечитаемый фолиант, тоже вошла в свое персональное квантпространство. Она постеснялась признаться Петеру в том, что лишь тупо перелистывала засаленные страницы, и решила поискать объяснения в привычной для нее обстановке.

Покормив болонку, девушка и сама перекусила, не отрываясь от поиска. Очень удобно – с помощью чипа получать питание прямо от машины. Можно не тратить время на еду, питье и кучу другой дурацкой работы. Можно фильтровать нудные рассуждения Петера, не умевшего говорить кратко, оставляя лишь самое главное. Можно даже вовсе его не слушать, а просмотреть закрома памяти как-нибудь потом.

Когда-то было много споров по этому поводу: мол, человек с имплантированным чипом сначала превратится в безвольное существо, обслуживаемое машиной, а затем и вовсе станет ее придатком. Чушь! Ничего подобного! Просто у людей появились новые цели, для достижения которых потребовалось обрести и новые способности. Прогресс идет вперед, решаются глобальные задачи. Ведь заменила же когда-то автоматика скучный домашний труд, и ничего – никто не стал ни дебилом, ни ручкой пылесоса.

К сожалению, ни один из оппонентов профессора не удосужился перевести его труды на квантовый язык. Лола нашла лишь многочисленные ссылки на них, в основном иронические, по которым Мозг, конечно же, не мог восстановить полноценный текст. Возможно, будь у нее ноут, что-то бы и отыскалось в электронных архивах старых библиотек. Однако в Академии имелись лишь современные машины, обозревавшие настоящие, а не виртуальные пространства.

Чтобы немного передохнуть, Лола открыла Кабинет и запустила программу медицинского обследования. Все нормально, что и следовало ожидать. Организм функционировал без сбоев - никаких признаков болезни или старения. Еще бы!

Она первая позволила микрохирургу изменить клетки ее тела. Разумеется, только потому, что всецело доверяла своему научному руководителю – великому ученому и гениальному экспериментатору. Подчистили геном, подкорректировав его ослабленные компоненты, и убрали гены, ответственные за старение, заменив их некодирующими молчаливыми генами – грандиозное изобретение Петера, перевернувшее все представления о манипуляциях с генетическим кодом. Теперь Лола бессмертна и вечно молода. О чем еще мечтать?

Разве что о ребенке… Но она и не хочет детей – хватает всего остального. Любовь и работа занимают все время, отнимают все силы. Куда там еще о потомстве думать? Да и зачем при бессмертии-то?

Выйдя из Кабинета, девушка зашла «на чаек» к подруге и поиграла в мячик с ее пятилетним правнуком. Повезло нынешним детям: им чипы не вживляли. Свои микросхемы они получили еще до рождения. У людей теперь всегда так будет: вместо непрактичных громоздких устройств - настоящие полноценные органы. Во всяком случае, у молодых - пожилые подчас отказываются. Не понимают, глупые, как это удобно. И не вставишь ведь насильно! А следовало бы. Хорошо, хоть детям не придется выбирать. Счастливые дети…

И откуда взялся этот непонятный побочный эффект? Почему именно бесплодие? Конечно, грибы и растения с удаленными генами старения переходят на вегетативное размножение – растут себе и растут бесконечно, а потомства у них нет. Как у одноклеточных существ, которые вечно воспроизводят самих себя. Но человек не гриб и не растение! И уж тем более не одноклеточное, а очень сложное создание! Имеется куча обходных путей, и Петер все предусмотрел, все продумал до мелочей. И, тем не менее: непредвиденное взаимодействие генов. Синдром одноклеточности…

Чепуха какая - старик совсем из ума выжил!

 

«Объяснить синдром одноклеточности. Ввести».

Машина слушалась безукоризненно.

«Синдром - закономерное сочетание симптомов, обусловленное единым заболеванием…» Не то! И зачем ей это нужно?

Она хочет знать, почему у нее нет детей. Просто, почему и все… Вот ведь приспичило!

«Синдром, как самостоятельное заболевание или как стадия…»

Ладно, попробуем проникнуть на клеточный уровень. Где тут у нас микроскопические животные обитают? В чашке Петри? – нет, не пойдет, там всякой гадости полно. Лучше в какой-нибудь луже поискать. Моря, озера… Проточные канавы с илистым дном - о! Вот они где пристроились, красавчики! Сюда и пойдем… И непременно в самую их сущность, чтоб прочувствовать…

Хм, что за ерунда! «Данное пространство может навредить вашему чипу».

«Осуществить погружение».

Прошли те времена, когда все боялись, что машина завладеет их волей. Давно доказано: для человека это неопасно. Поэтому Лола упрямо нажала на красную кнопку. И тут же сладкая склизкая пелена окутала ее тело, застлала глаза, проникла в голову. Ничего, сейчас пройдет…

Розовый поток закручивался в большой идеально ровный круг, унося с собой миллионы амеб. Нежность и блаженство. И больше ничего. Как хорошо плыть в кисельном мире, ощущать его, глотать его, сливаться с ним! Ни о чем не надо думать – ни о будущем, ни о прошлом. Есть все, кроме переживаний. Их нет – ни хороших, ни плохих, никаких. Нет горя и радости, повелителей и подчиненных, ненависти и любви… И так будет всегда. Одноклеточная жизнь беспечна и вечно молода. Вечно, вечно, вечно!

Девушка попыталась освободиться, но тягучее течение, не имевшее ни начала, ни конца, струилось и струилось, не выпуская жертву из сладостных цепей. И проплывавшие вокруг нее другие крохотные пленницы лениво шевелили пластилиновыми конечностями и пели:

«Я вечна… и я… и я!.. Ты – такая же… ты – как я... и я… и я…»

Превратиться в амебу? Нет уж, увольте. Надо просто убрать мерзкий кисель, и все эти «вечные» погибнут. Невероятным усилием воли сдвинув ватные пальцы, Лола нажала на зеленую кнопку. Машина не послушалась. Первый раз в ее долгой жизни…

«Я не хочу, не хочу, не хочу…»

Синдром одноклеточности…

И она крутилась и крутилась на этой гигантской карусели, все время возвращаясь в одно и то же место. Круг, еще круг – один и тот же, идеальный и замкнутый. И выхода не было.

«Я не хочу, не хочу, не хочу… Я не такая… Нас много… Мы не хотим!»

 

Маленькая точка в необозримо огромной вселенной… Кто она?

Лола не знала. Может быть, инфузория, а может быть, жаба или кто-то еще. Она не удивилась бы ничему. Сладкой карусели больше не было, и никто не пел вокруг. Лишь иногда расплывчатые белесые тени нестерпимо настырно шуршали, вдруг словно вырываясь ниоткуда, и так же мгновенно улетали в никуда.

Сознание возвращалось медленно. Сначала Лола поняла, что она человек, потом вспомнила свое имя, затем самого близкого друга, давно умершего, но от того не ставшего менее любимым. Он и она - они шли, обнявшись, по аллеям парка и целовались… Как давно это было! И будто бы вчера… Но вот мимолетное видение исчезло, а расплывчатые белые силуэты превратились в людей. Склонившись над ней, они удрученно качали головами.

- Ну, слава богу, пришла в себя! – Петер выпрямился и потер затекшую шею. - Видимо, тебе… - он запнулся, взглянув на бледного юношу, стоявшего рядом, но, тут же вновь обратился к девушке, - видимо, тебе этого делать нельзя!

- Почему?

Вопрос Ричарда повис в воздухе – ему никто не ответил. Лола смотрела на красивое лицо юноши и мысленно задавала самой себе один и тот же вопрос. Как так получилось – неужели она его любит? Чужой, совсем чужой человек…

- Кроме того, при переходе на клеточный уровень ты умудрилась нахватать вирусов.

Усталый, в белом халате и с огромным, тянувшимся от Мозга пневмоэлектродом в руках Петер выглядел непривычно чужим.

- И зачем ты туда полезла? Что мы знаем о замене генов? Да ничего! Какие могут быть последствия? Это выяснится только через десятки лет. Первопроходцем всегда было сложно… Ты не должна, не имеешь права рисковать!

- Почему? – Ричард снова повторил свой вопрос.

- Потому! А кому не нравится, могут последовать за профессором – он сегодня перешел в электронную конфигурацию.

Научный руководитель вышел в коридор, на ходу сбрасывая халат. Да, он виноват – проговорился. Но Лола слишком ему дорога, чтобы так вот, запросто, позволить ей экспериментировать над собой. И вообще: она – его детище, целиком и полностью его произведение. Поиграет с мальчишкой и все равно придет к нему. Когда-нибудь придет.

 

- Ты все-таки пришла…

Петер с утра ждал Лолу в операторской, но она, всегда пунктуальная, опоздала.

- Зачем тебе понадобилось беседовать с профессором?

- Хотела узнать, могу ли, как он…

Лола очень изменилась. За несколько дней, прошедших после неудачного погружения, красивая цветущая девушка превратилась в бледное неприметное существо с невыразительными чертами лица. Казалось, от нее прежней остались только глаза – все такие же большие и сияющие, словно светящиеся изнутри.

- И что, узнала?

- Нет, просил позже. Сейчас с сыном разговаривает.

- Понятно, - Петер зло усмехнулся. - Это надолго. Сыночек без конца бегает к папочке за советом.

- Вот оно, счастье…

- Ну ты даешь! За тобой парни бегают толпами – выбирай любого на текущее столетие, остальные будут смиренно ждать, когда сменишь. И подумай: ведь получила все, о чем может мечтать женщина. Даже больше. Молодость, здоровье, любимую работу – все!

За окном, устроившись на карнизе, ворковали два голубя. Влюбленные птички беспрерывно тыкали друг друга клювиками в тонкие пестрые шейки. Чистили перья или целовались?

- И ты уверен, что женщине только это и нужно? Потому и взял меня первой?

- Нет, ты не заметила? Я же тебя люблю… Хотел, чтоб ты была счастлива.

Лола осторожно приложила ладонь к прозрачному пластику. Голуби, повернув головы, следили за ней зоркими глазками, но не улетали.

- Не заметила? Такое невозможно не заметить. Я честно старалась полюбить тебя.

Чуть приоткрыв окно, девушка высыпала в кормушку пригоршню кукурузных зернышек. Как давно она не кормила птиц вот так - просто, не через машину! А ведь приятно…

- Понимаешь, мои чувства к тебе всегда были лишь благодарностью. А Ричард… Годы пролетели, словно во сне. Но и самые длинные грезы не вечны… И неважно, что он сам ушел. Как это объяснить? Наверное, я, наконец, состарилась. Знаешь, оказывается, бывает и духовная старость. Да и не все я получила. Нет, не все! Все, наверное, и невозможно, но главное в другом. Вон голуби – чувствуют, для чего живут. И я хочу увидеть собственное чадо… Пусть ощутит мою любовь, возьмет мои знания, просто живет, в конце концов! А потом, когда придет время, я ж не умру совсем. Буду, как он, твой учитель… А потом… Увидим, что потом. Может, ты что-нибудь новенькое изобретешь.

- Пока ничего не предвидится…

- Тоже – синдром одноклеточности?

- Заладили. Все, как помешались на этом пресловутом синдроме! Я уж вам все сделал – берите и радуйтесь жизни. На всякие глупости, пардон, не способен!

- Тогда мои будущие дети изобретут. Или еще кто-нибудь…

- Долго ж тебе ждать придется!

Лола, глядя на клюющих зерно птиц, молчала, словно решая какую-то очень важную дилемму. А он ждал – что-то она ответит? Порой у нее рождались необыкновенные идеи. Но она сказала просто:

- Ничего, я подожду…